Не зря русское слово называют соборным. Вот и сегодня оно собрало в одну поэтическую мозаику столь разных авторов из творческого актива областного литобъединения им. Аксакова, которое работает при Оренбургском Доме литераторов им. Аксакова. Аксаков – это не просто имя, которое носит литобъединение. Аксаков – это программа творческой работы – сколь непростой, столько же увлекательной. Программа любви к своей Родине – большой и малой, к её природе, к людям, к национальным символам нашей страны. Каждый из пишущих людей очень индивидуален в своей любви, но грамотно и системно поставленная работа с текстами учит поэтов, прозаиков, драматургов, публицистов красиво и грамотно говорить о своей любви. Так, как наша Родина по праву заслуживает. Веря в свой талант, мы не вправе ни на минуту забывать, что за нашими плечами стоит столь великая и мощная литература, созданная нашими классиками, что надо очень постараться достойно принять и пронести по жизни эту творческую эстафету. Ведь самые главные враги писателя – его же собственные слабые тексты. А самые главные друзья – классики, в том числе Аксаков, у которых мы все, такие разные – по возрасту, профессиональной и конфессиональной принадлежности, но объединённые любовью к родной русской речи, не устаём учиться.
Диана Кан, руководитель областного литобъединения им. Аксакова при Оренбургском Доме литераторов
Александр Барсаев
***
Бросая снег,
как рвань черновиков,
наполненных
озябшей пустотою,
перебирая груду облаков,
зима рвалась к душевному покою.
Хотелось
жизни новой в декабре,
холодной жизни —
без стихов и прозы.
Рекой замёрзшей
просыпаться на заре
и отдыхать
в безлюдные морозы.
***
Забродило небо вороньём,
небо, обделённое огнём.
в доме лихо тихо спит волчихой,
и часы стрекочут о своём.
Ветер дует набело да в ночь…
И невольно думаешь о снеге –
словно о спасительном побеге
из «непоправимо» — в «превозмочь».
Анастасия Устинова
***
На кафедре так тихо и просторно.
А на душе печально и протяжно.
Я захожу к нему с улыбкой вздорной
И говорю невнятно о неважном.
Меня любовь к нему грызёт и греет.
Он тоже рад, хотя смущён немного.
Когда же наконец он осмелеет —
Его смущенье выглядит жестоко!
Я напоследок снова выдам колкость.
Он снова улыбнётся виновато,
И снова не поверит мне нисколько,
Что я пришла не ради реферата…
***
То не сердце заныло под ребрами –
Невпопад перепады давления.
Опасение вкрадчивой коброю
И пророческих снов наваждение.
То не барские, братцы, объятия.
Рубиконы, препоны, предательства
Мимоходом затёрлись в приятели,
По привычке виня обстоятельства.
То не крыльям просторы наскучили.
И не плечи, от горя поникшие.
К ядовитым усмешкам приучены
Губы, от поцелуев отвыкшие.
И не книги, что напрочь зачитаны,
Пребывают в душе утешением.
А поэзии выдох молитвенный,
Не подвластный земным искушениям.
Василий Миронов
***
Завернула осень в пыльный переулок,
Расплескала тучи, не боясь молвы.
Августа осенний огненный окурок
Царственно швырнула в малахит листвы.
Здесь на палисаде облупилась краска,
И предощущенье охры сентября.
Отцвели ромашки. И полынь–зараза
Пряным ароматом потчует меня.
Астры и портфели… Нынче в школе праздник.
Этот праздник с детства, словно чудо, жду.
Я, слегка волнуясь, словно первоклассник,
Маленького сына в школу отведу.
***
Не стесняйся! Садись на качели!
Мы не молоды? Что же стыдиться?
Пусть судачит весь двор: «Очумели!
Чай, не детки, обоим за тридцать!»
Шаловливое летнее платье
Стало призрачней и откровенней.
Ты взлетаешь и с юбкой не сладишь,
Не укроешь от взглядов колени.
Наши птицы ещё не отпели,
Наша молодость не отзвенела.
Пусть поют озорные качели
О любви запоздалой и смелой.
Нам ещё слишком рано, родная,
Жить печально, и скучно, и мудро…
И крылато качели взлетают
В первозданное летнее утро.
Василиса Балыкина
***
Жизнь настоящая не там,
Где бодрый кофе по утрам
Дороже золота за грамм
И коридоры, как музей, в картинах.
В не просыхающей грязи,
Людьми не топтанных дорог,
Где с нищетою на один
Вы пьёте чай в немых гостиных.
Где счастье — утром молоко,
Где запах хлеба — праздник дня,
Где горы чистого белья
И слёзы глаз невинных.
Прошу, оставь мне место здесь,
Я за ценой не постою,
Стихами кончу жизнь свою
И стану рифмой в полках длинных.
***
Что ты видишь,
Взглянувши в окно,
Может, окна
Многоэтажек.
Может, крышу
Проката кино
Или двери
Судов арбитражных.
Может, видишь
Спокойный вулкан
Или волны,
Что бьются о скалы.
Может, просто
Разбитый бокал,
Что летит за окно
В даль вокзала.
Может — парк,
А за ним тополя,
Иль заводы
По выпечке хлеба?..
Я же вижу
Церквей купола,
Что крестами
Касаются неба.
Виолетта Куделина
***
Наслаждайся спокойно своим величием,
Замолчу, не тратя слова напрасные.
Никого не затмила я, не обезличила
И не стала стервой расчётливо властною.
И в глазах моих снегом и звездопадами
Пролетают события прошлого времени.
Я храню свою тайну вовек не разгаданной.
И зачем эта тайна людскому племени?
И ладонь позабыла тепло мгновения,
Словно нечто ненужное, непристойное,
Улеглось бесприютной души волнение,
Я теперь одинокая, но спокойная.
Я теперь понимаю, что счастье считают по осени.
Что сиянье весны по сравнению с вечностью?
Я тебя не теряла, а просто бросила
Невозможно быть временным до бесконечности.
Обещай, что не будешь слать мне вослед проклятия,
Мы же были когда-то друг другу нужными…
Я раскрою солнцу свои объятия
И на север отправлюсь с ветрами южными.
***
Ты выбирала тех, кого ты презирала.
Зачем-то в ноги поклонилась им.
Нет, я тебя отнюдь не осуждала,
Но подчинилась правилам иным.
Мне страшно, что же будет дальше?
Как высоко ты во вранье пойдёшь?..
Слова твои – исчадья пошлой фальши.
За сладкими речами скрыта ложь.
Ты думаешь, что высоко взлетела,
Освоив суету карьерной лжи?
Ты завралась до самого предела
И вниз летишь, считая этажи…
Ирина Лаврина
***
Моя душа — набросок акварельный,
Пылящийся в винтажной мастерской.
Написан во вселенной параллельной
Художника незримого рукой.
Размыты краски, контуры. Но блики
Играют на холщовом полотне.
В дождливый день он кажется безликим
И тяготеет к творчеству Моне.
Его не встретишь в шумных галереях —
Чурается помпезности картин,
Что самый искушённый взор лелеют.
А мой набросок тих и нелюдим.
Ни пышной рамы, ни тонов пастельных.
Незавершённость. Молчаливость. Грусть.
Моя душа — набросок акварельный…
Ещё чуть-чуть – и я за кисть возьмусь!
***
Черёмуховый цвет разбудит город
Прикосновеньем белых лепестков.
Улыбок белоснежные узоры
Весна подарит щедро вместо слов.
Пусть мне уже не быть такой, как прежде,
И не собрать разбитых лет хрусталь —
Весна-Загадка улыбнётся нежно,
Накинув цвета яблони вуаль.
Пусть не послать мне в прошлое открытки,
Не воскресить растаявших минут —
Задорно засмеются маргаритки
И танцевать с Весною позовут.
Пусть промахи былого не исправить,
Не залатать судьбы своей прорех —
Сиреневому цвету балом править
И повторять мой беззаботный смех!
Наталья Борисова
***
ПИСЬМО
Забери меня в свой мрачный город,
Увези, пожалуйста, отсюда.
Там тебя, наверно, мучит холод
И неизлечимая простуда.
Вот, держи, пока ещё живое,
Молодое сердце певчей птицы.
За свободу, данную тобою,
Я могу доверьем расплатиться.
Всех жестокой хладностью измучил,
Каждая хотела быть твоею,
Да и я других ничем не лучше,
Разве что стихи писать умею.
Мы друг другу не родные люди,
Врозь свои переживаем беды.
Если вдруг тебе там плохо будет,
Попроси, и я сама приеду.
ПАМЯТКА
Зло всегда возвращается, как зимою вьюги,
И любой твой удар абсолютно будет упругим,
И всякий удержанный будет тянуть за нить,
А каждый отпущенный будет тебя винить.
Смотрите, люди, вон она — в белом платье,
К земле прибита предательством, как к распятью,
Сюда её чёрт принёс на своих рогах.
Душа моя, вот она – у меня в ногах.
Ножи из спины, поверьте, не достаются,
Вонзившись однажды, навечно там остаются.
И нас не спасти в пылу дорогих объятий,
У каждого в жизни целый набор рукоятей.
Всех учат: умей прощать, забывай плохое,
Но если забудешь, то будет больнее вдвое,
Наступишь, как говорится, на те же грабли,
Вот только в душу уже не ножи, а сабли.
И как же тогда не сгореть от тоски, от чёрной?
Не стать извращенцем и глупостью увлечённым?
Живи, как живёшь, без печали и чёрствой фальши,
Животных люби, а людей посылай… подальше…
Наталья Осипова
***
«Ну, что ж такое? Неужели снег?» —
Воскликну, безотчётно удивляясь.
Он укрывает Парковый проспект
И будущих плодов тугую завязь.
Среди цветов и поросли густой
Он царственно лежит, ничуть не тая.
А если дворник припугнёт метлой,
Он к небесам восторженно взлетает.
Ловлю рукой. И замирает дух…
Пока ещё подошвами не смятый,
Над Оренбургом тополиный пух –
Доверчивый, восторженный, крылатый.
***
Напиши мне осени портрет,
Напиши, а я тебе поверю.
Мой волшебник — старенький мольберт —
Плещет вдаль живые акварели.
Листьев цвета охры фейерверк,
Что объяты пламенем заката.
Светотени изумрудных рек
На мольберте стареньком распяты.
Обсуждая свой лесной устав,
Там дубравы затевают споры,
И усталый путник, заплутав,
Слышит трав живые разговоры…
Напиши мне осени портрет.
Напиши! И я тебе поверю.
Покраснею, словно бересклет,
И ворвусь в живые акварели.