Вторник , 19 Март 2024
Рекомендуем
Главная » Без рубрики » Статья Петра Николаевича Краснова в газете «День литературы»
Статья Петра Николаевича Краснова в газете «День литературы»

Статья Петра Николаевича Краснова в газете «День литературы»

В газете «День литературы» опубликована статья известного оренбургского писателя, члена Союза писателей России Петра Николаевича Краснова «А без волнения — нейдёт…».

 

Пётр КРАСНОВ

А БЕЗ ВОЛНЕНИЯ – НЕЙДЁТ… 

«… а без волнения наше писательское дело нейдёт».

Лев Толстой

 

Гармония мысли и чувства – вот, казалось бы, всем очевидная и давным-давно утверждённая цель для всякого истинного художника, в каком бы виде искусства или жанре ни подвизался, ни выражал он себя, своё видение мира, своё пристрастное отношение к нему. Любой перекос в ту или иную сторону неминуемо и чаще всего отрицательно сказывается на художественной полноте выражения и может оправдываться порой, быть оправдан лишь иными, внешними, к художеству как таковому мало или вовсе не относящимися обстоятельствами.

Лев Николаевич Толстой и выразил это опосредованно, но тем не менее в глубине своей точно: «… а без волнения наше писательское дело нейдёт».

И дальше размышляет в дневниковых своих записях: «… ум только подделывает под каждый поступок мнимые причины, которые для одного человека называет – убеждения – вера и для народов (в истории) называет  и д е и.  Это одна из самых старых и вредных ошибок. Шахматная игра ума идёт независимо от жизни, а жизнь от неё…».

В этом смысле «игра ума» – весьма последовательный метод и, одновременно, несмываемая печать, если не клеймо, постмодернизма как пересмотра и, более того, сокрушения этических и эстетических принципов модернизма, нейтралитет тут маловероятен. Самоочевидна здесь, кстати, и его прямая свойственность так называемому «духу эпохи» – сухому эгоистическому рационализму, потреблятству с торгашеством, повальному антихристианскому неомистицизму, а также нынешнему образованчеству на ещё более низком уровне, чем прежде, и всё это сдобрено всеразлагающей иронией, имеющей своим дальним истоком ещё вольтерьянство, а наряду с ним и модные ныне разновидности атеизма, апостасии, диких суеверий до сатанизма включительно. В нём, постмодерне, это самое «волнение» найти весьма проблематично, если возможно вообще. Тут превеликий соблазн играть изворотами и фантазмами ума, начитанностью-нахватанностью, от интеллектуального избытка – кажущегося авторам в себе, как правило, мнимого. Отсюда умозрительные, грубо логические (или намеренно абсурдные, вызывающие) конструкции-композиции-концепции, неизбежно искусственные, рассчитанный эпатаж, всяческие аллюзии как паразитирование на высших, не авторами добытых смыслах, «игра словами», которую Лев Николаевич считал (в статье о Шекспире) самым большим литературным грехом, и прочие изыски ощутимо праздного ума. Да ещё шантаж, провокации – опять же в расчёте на публичный скандал, делающий им примитивный, но широкий пиар, поскольку за ними симпатии либеральных СМИ, а их, подвизающихся на том или ином прокорме у олигархата, у нас подавляющее большинство. Уж будьте уверены, «псаки» Венедиктова всегда крикливо поддержат очередного претендента на «НОС», «Большую книгу» и прочие, олигархические тоже, «букеры», всех тех, кто «опереттой смущают умы»…

А сама жизнь, между тем, не то чтобы алогична или даже антилогична – она живая, она равно приемлет всё, пренебрегая границами логики, детерминизма, антиномий и всяких других измышлений человеческого разума, и в этом смысле «контрабандна», подчиняясь только своей «правде» (в кавычках), причём порою зримо неправой, и потому непредсказуема совершенно, своенравна, едва ли не хаотична. Толстой – великий мастер этой «правды жизни», и всё его «толстовство» как учение (хотя это, скорее, нравственная позиция) исполнено этой «неправой правдой» – невероятной, неисполнимой в пресловутом реале, антиномиями раздираемой высшей Правдой. И в основе этого учения-позиции лежат вовсе не требования и императивы чистого разума только, здесь они спотыкаются подчас на первых же своих посылах, а живое чувство, объединяющее совесть, стыд, боль, вот это самое «волнение» человеческого духа и исходящий из него долг, не верифицируемые толком никакими логическими и философическими выкладками. Это своего рода бунт, восстание Толстого против неумолимой в жестокости своей логики существования. И, по сути, бунт самой жизни против закоснелых форм и данностей, реальностей этого существования, его социальной и нравственной мёртвенности, по большому счёту.

Теми же попытками прорыва злого морока существования измаян был, изнурён Андрей Платонов уже после победившей и много обещавшей революции. И осуществить этот прорыв, вырваться из земного «инферно», ада – хотя бы в этическом, литературном и философском плане – смог другой, считаю, великий писатель Иван Ефремов, весьма недооценённый у нас и многими забытый. Его русский порыв к идеалу, в страстно желаемое будущее – человечное в высшем смысле, построенное на началах света, добра, справедливости и совершенствования лучших человеческих качеств, – уникален во всей мировой литературе, и пробы социальной фантастики его немногих последователей-подражателей лишь подчёркивают недостижимую высоту этической и эстетической мысли Ефремова. А для сравнения-контраста полезно оглянуться на западную футуристику, да хоть на «Звёздные войны» – где на звездолётах враждующих сторон сшибаются, судя по психике персонажей, троглодиты с питекантропами, меряются, чья дубина вооружений толще…

Возвращаясь к сегодняшнему, нельзя не видеть, что постмодерн, как западная культуртрегерская идеология, после разрушения СССР перешёл у нас в стратегическое, ни много ни мало, наступление – и весьма успешное, судя по тому, как разбушевались везде опять грязевые вулканы псевдоискусства во всех его разновидностях, заливая всё непотребством своим, повторяя и преумножая зады декаданса столетней давности. Эта, обобщённо говоря, «гельманщина» вламывается в Третьяковку, лезет на лучшие когда-то театральные подмостки страны и в оркестровые ямы, плодя бесчисленные фэнтэзи в беллетристике и на всех и всяческих экранах, стремясь вытеснить с пресловутого мейнстрима, заместить собою не только современное настоящее искусство, но и классику, уродуя попутно способности публики, молодых поколений в особенности, воспринимать прекрасное и отличать его от эрзац-поделок, а то и вовсе от примитивного кича.

Жуткой какой-то и прилипчивой бледной немочью заражён почти поголовно российский театр. Что сделать можно, увидев, как на сцену выкатывается на автомобиле наряженный в эмвэдэшную форму «Ричард III»? Встать, сплюнув (про себя, конечно) и погромче хлопнув сиденьем кресла, и уйти… Творится – отнюдь не от слова-понятия «творчество» – некая уже пародия на ильфа-петровскую пародию мейерхольдовских новаций под оркестр из клистирных кружек в «Двенадцати стульях», где режиссёр «глубоко копает»…

Точно очень пишет об этом Елена Журбина, побывавшая на поэтическом спектакле «Двенадцать» в Театре на Таганке: «… во время спектакля возникло ощущение, что наш мир поражён каким-то новым вирусом – искажённостью сознания, когда уродство выдаётся за красоту, мерзость за правду, лживая небрежность – за искренность…» («Поза поэзии». Литературная Газета №202014 г.)

И вот дождались, дотерпелись, доблагодушничали мы перед кириллами серебренниковыми и прочими подобными «глубококопающими»: изуродовав «Бориса Годунова», очередной из них, Валерий Гергиев, добрался до оперы Сергея Прокофьева «Война и мир», выписав для этого из Британии некоего Грэма Вика, постановщика.

О том, что они смастрячили в Мариинском театре из прокофьевского (и толстовского!) творения, с плохо сдерживаемым гневом и омерзением пишет Людмила Лаврова («Сумбур вместо оперы». Литературная Газета № 292014 г.). «Элен Курагина», расположившись на шести туалетных раковинах, покуривает наркоту и угощает ею «Наташу Ростову», в мини-юбке сидящую на подвешенной кровати, с ней рядом с намёком известным спит «Соня»: видите ли, по мнению культуртрегера Вика, Наташа «аморальна»… Тем самым вопрос о какой-либо морали самой постановки и её авторов снимается, исключается вообще. Гости на балу в масках сварщика, слуги в противогазах, старый «граф Болконский» в инвалидной коляске, в сцене якобы дуэли «Безухов» швыряет «Курагина» на капот въехавшего «мерседеса», и т.д., и т.п. Массовка, «народ» – некий на фотоколлаже бомжеподобный сброд в нелепых разновременных одёжках. И, наконец, якобы сцена совета в Филях, куда «Кутузова» приносят в вертикальном гробу, и двое то ли охранников, то ли похоронщиков в чёрных современных костюмах вынимают его под мышки из гроба и ставят как куклу, манекен ли на ноги… Дополняют всю эту, простите за выражение, бодягу гнусно расписанные задники.

Мерзости этой «постановки», пишет Лаврова, неисчислимы во всех деталях и оскорбительны, это наиоткровеннейшее надругательство, глумление над русскими, Россией и её историей, над её духовным подвигом. Единодушны в гневе комментарии под статьей на сайте ЛГ, а их много, и самый резкий из них – «Предателя Гергиева – вон из России!..». Что ж, это и есть, ни больше ни меньше, акт безусловной русофобской агрессии, войны – идеологической, холодной. А на войне, известно, как на войне, и я бы предложил ассиметричный и в духе их постмодернистских практик ответ: интернировать этого г-на Вика и посадить, всего-то на годик, смотрителем общественного туалета где-нибудь близ театра, там ему самое место… Ну а Гергиеву – вполне симметричный и тоже гуманный: убрать из-под него худруковское кресло Мариинки и больше ему подобных кресел нигде и никогда не предлагать, пусть болтается на театральном рынке сервильных услуг. И очень хотелось бы, чтобы потомки Прокофьева и Толстого подали на эту троицу (с художником «постановки» вместе) в суд с присяжными заседателями за злостное искажение и надругательство над вышеуказанными произведениями. Вот только не могу представить, в каком таком закутке схоронилась совесть с честью вместе у актёров-исполнителей, певцов и певиц… что, такие уж рабы, что ли?

И вопрос: почему так называемая культурная общественность города Петра не объявила бойкот этой смрадной поделке – что, «культурки не хватает» для этого, как выразился однажды другой питерский выходец? Кстати, когда БДТ привёз в Лондон изуделанный по схожим рецептам постмодерна спектакль «Ромео и Джульетта», он был «провален» на первом же представлении, как утверждает Лаврова, а его авторам публично заявлено, что Шекспир – это национальное достояние Англии и коверкать его там никому не позволено… А Прокофьев и Толстой – что, не национальное, ничейное, хватай и уродуй?

Но возникает другой, куда более существенный вопрос: за кого нас вообще принимают, держат? За безответных, готовых ради воспеваемой, а вернее нагло навязываемой сверхтолерантности на любое унижение, о которых можно ноги вытирать, со смаком в лицо плевать?

Впрочем, за последние два с лишним десятка лет наша вроде бы культурная и что-то даже творящая публика давно уже попривыкла в большинстве своём, притерпелась и – «применительно к подлости» – едва ли не окончательно смирилась со всякими предательствами, с политических начиная и кончая всеми и всяческими уступками и сдачами в отечественной культуре. Как на запущенном поле, буйно взнялась и разрослась, вытесняя культурные злаки, всякая иная и весьма порой зловещая поросль, которую по аналогии с политикой вполне можно было бы назвать «пятой колонной», последовательно космополитичной и в лучшем (крайне редком) случае нейтральной. Французский или британский космополит никогда, считай, не будет очернять, хаять свою национальную культуру в угоду другой, другим; «наш» же полагает непременным своим долгом потоптаться на отечественных могилах, на всём наследии нашем, набросать как можно больше хулы своему и хвалы чужому – чтобы, разумеется, тем самым быть признанным на Западе. «Натурализоваться» в качестве некоего авторитета там, заслужить одобрительное похлопыванье по плечу и снискать имидж свободомыслящего – верх его сервильных желаний. И некоторым даже одного этого достаточно, не надо и грантов и прочей подкормки по линии НКО, иностранными агентами признанных, – своих богатеньких попечителей-радетелей внутри страны хватает…

И в самом деле, чем не «пятая колонна» – с поддержкой из «шестой», сиречь из россиянского олигархата? Вышеупомянутый Серебренников рвался снять «фильму» о Чайковском, где сердцевиной, вообще причиной самого этого намерения должна стать мерзкая, давно опровергнутая клевета о гомосексуальных, якобы, наклонностях нашего великого композитора, и Минкультуры уже было выделило ему под это 30 миллионов американских тугриков… Остальные сотню-другую миллионов сей «многостаночник» не без основания рассчитывает получить у отечественных и зарубежных радетелей клеветы. Киношник Лунгин снял антиисторическую, вполне клеветническую тоже версию об Иоанне Грозном, а до него Ростропович угрохал чуть не весь годовой бюджет самарской областной культуры на гранд-оперу о том же Грозном, где помимо всё тех же избитых и научно не доказанных наветов на него запустил ещё и откровенно грязные намёки, что все опричники и сам царь, дескать, гомики, – почему-то всё тянет наших креативщ иков к извращённым формам соития и к сортирам… И эти несчастные, без того урезанные под корешок областные годовые бюджетики культуры у них тоже под постоянным прицелом, пермская безобразная авантюра Гельмана у всех на виду и слуху, всего-то и надо этим «столичным штучкам», что найти и охмурить очередного губернатора-дилетанта, познаниями в этой непонятной поп-арт-супер-пупер-«культуре» никак не обременённого…

И как всегда в этих, мягко говоря, «экспериментах» у гергиевых злостная в своей примитивности антихудожественность феноменально, можно сказать, совпадает с русоненавистничеством. И как лечить сей «феномен», ставший не то что проблемой, угрозой, а прямой диверсией против нашей национальной культуры, её идеалов, задач и перспектив? Что, так и будут рыгать хулою, кощунствовать, наизнанку выворачивая наши смыслы, заголяться срамотой, измываться и сквернословить (без мата оно, знаете, ещё способней) на сценах наших и экранах – отнимая у прежних и новых поколений и втаптывая в грязь радость искусства, верность мысли и искренность чувств?..

Русская литература в высших своих проявлениях всегда жила и живёт жертвенностью – в том смысле, что низшее в жизни, бытовое осознанно отдаётся в жертву ради творческого высшего, бытийственного, примеры Льва Толстого или того же Андрея Платонова здесь более чем показательны. И весьма точен западный аналитик из совсем другой, военной сферы Эдвард Люттвак, утверждая, что психологически «постмодернизм не подразумевает самопожертвования», и называя нынешнее морально-психологическое состояние Запада «постгероической эпохой». А в борьбе за Человека с прописной, с большой буквы героизм нужен всегда – как своего рода жертвенность Прометея.

Этот декаданс «второй свежести» (которую наша люмпен-интеллигенция уже затаскала-зацитировала до третьей), напрочь теперь выродившийся, стал чем-то вроде трупного яда, отравляющего всё и вся. Совершенно ныне очевидно и бессилие нашей общественности в сопротивлении этому «креативному распаду», и потому здесь нужно принимать необходимые государственные решения. Культура – дело державное, и промахи в нём могут стать куда более печальными и болезненными, чем даже в политике или экономике. Минкультуры у нас на что – премии выдавать за фаллос на питерском мосту, гранты выписывать для растлителей и просто безобразников?..

Кто нам ответит на эти давно наболевшие вопросы и, более того, сможет «власть употребить»?

Задача же всякого настоящего художника – вырастить и сберечь в себе то само толстовское «волнение» и поделиться им, донести его до зрителя, читателя.

 

Оставить комментарий

Ваш электронный адрес не будет опубликован.Обязательные поля отмечены *

*


Можно использовать следующие HTML-теги и атрибуты: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <strike> <strong>